Камень не камень, твердынное, как камень, чистым серебром окладенное, лежало слово на русской земле.
Осенний ветер вызнабливал сердце, вьюжливой мете-люжливой зимой зимскою сковывал мороз, заливал снежный на́слуд и шумно топило его половодьем.
А придет весна теплая, да долгая, отдохнут все поля и там, на реке Костроме, где в зеленых низовьях шелестят камыши и на мелком песку светятся гладкие голыши, греется оно, твердынное, под ясным солнцем – или и осеннему ветру не повыкрушить сердца! – слушает звон колокольный: над воскресным утром от далекого Озера Святого до Ипатия несется над Волгой звон благовестный.
То место свято – святая и крепкая Русь.
Во времена лихолетья гудел набат в слободах Костромы, собирал народ, подымался русский народ, и от роду родов не бывало, чтобы даром врага промел́дили – Стань к стороне! – разбивался враг о твердыню.
То место свято – святая и крепкая Русь.
Шелестят камыши, лениво струится река – темные волны, волна за волной, в широкую Волгу, и по приволью большому зеленеют зеленые дали, – там когда-то стояли костры становища дикого каменного люда и гремели дикие песни.
Не дикие песни, шелестят камыши, слышат тепло – лето ведреное Бог посылает, и чудится в ночи, слышно